Чисто ростовский початок

Предвижу удивление читателей: что за экзотическая тема? Где Донской край, а где – знойная Аргентина, родина страстного танго? Но между тем День танго – праздник истинно ростовский. Страстный танец так тесно связан с донской столицей, что как честный город Ростов был бы обязан жениться на Буэнос-Айресе. Но оба города – мужеского звания, а мы пока, к счастью, не толерантная Европа. К тому же у Ростова-папы есть уже Одесса-мама.

Но ближе к делу. Считается, что танго родилось в Аргентине. Хотя вообще-то оно возникло на основе африканских танцев. «Танго» на языке нигерийского народа ибибио значит «пляска под барабан». Попав в Латинскую Америку вместе с темнокожими рабами и смешавшись с испанской хабанерой, барабанный перепляс превратился в безумный танец страсти и огня. 


В 2009 году на IV сессии ЮНЕСКО танго внесено в список нематериального культурного наследия человечества.


В Аргентине танго известно с конца XIX века, а вот в Европе и конкретно в России оно приобрело известность позже благодаря композитору Анхелю Виллольдо, который написал танго «Эль чокло» (El Choclo) – «Початок». Именно этот початок покорил всю планету. Публика за пределами Аргентины долго не признавала никакое другое танго. А в Германии, принимая аргентинскую делегацию, даже исполнили «Эль чокло» вместо гимна страны. 

В Россию «Початок» занесло шальным ветром из Парижа в 1913 году. Танец был откровенно эротичен и сексуален. Общество раскололось: одни пришли в восторг, другие – в ужас. Литературовед Роман Тименчик пишет: 

«Известен рассказ Ахматовой, как на петербургской вечеринке Константин Бальмонт, наблюдая танцующую молодежь, вздохнул: «Почему я, такой нежный, должен всё это видеть?». Эпизод имел место 13 ноября 1913 года в дни захватившей Петербург тангофилии: все разучивали новый танец, который был окружён ореолом сексуальной смутительности. Вот рассказ москвича, которому было 6 лет в 1913 году: «Недалеко от нас помещалось варьете «Аквариум». Родители там были, отец потом рассказывал знакомым, что они «видели настоящее аргентинское танго». Мать меня сразу же выставила за двери – танго считалось настолько неприличным танцем, что при детях нельзя было о нем говорить». И вот Бальмонт, мексикоман и певец сексуального раскрепощения, хотевший быть дерзким, хотевший быть смелым, хотевший сорвать одежды с партнёрши, не признал родственную душу аргентинского танго, этот стриптиз души, "порочную выдуманную музыку"».


Зашёл в пивную он с воздушным поцелуем

И предложил красотке Розе: «Потанцуем!

И фраерам всем, здесь сидящим, растолкуем,

Что есть у нас салонное танго».


Встрепенулись и власти. Министр народного просвещения Лев Кассо разослал попечителям учебных округов циркуляр: 

«Ввиду явно непристойного характера нового, входящего в большое распространение танца под названием «танго» покорнейше прошу принять строжайшие меры к тому, чтобы означенный танец не преподавался в учебных заведениях вверенного вам учебного округа, а равно, чтобы ученики как мужских, так и женских учебных заведений не посещали танцклассов, в коих преподается бесстыдство "танго"».

Однако запрет не возымел действия. Аргентинское танго называли ещё «танго криольо» – «креольский танец», чтобы отличать от «матчиша» («бразильское танго»). И предприимчивые учителя танцев стали преподавать «креольский танец»: его-то Лев Аристидович не запрещал! После этого Кассо в конце 1914 года скончался. Не вынесла душа министра позора мелочных обид?

Анхеля Виллольдо при жизни замучили вопросом: с какого перепугу он назвал танго «Початок маиса»? Лишь после смерти композитора в 1919 году его сестра Ирэн открыла тайну. По молодости Анхель сначала был уличным музыкантом, потом пел свои песни в барах и ресторанах. У него водились знакомые в криминальной среде. В честь одного из них, уголовника по прозвищу «Эль чокло» (из-за «кукурузного» цвета волос) в 1903 году и был написан «Початок маиса». Бандит «держал» район публичных домов Хунин-и-Лаваль, собирая здесь дань. 


Поначалу танго было популярно именно среди уличных преступников и сутенёров, затем – у «авторитетов». И лишь позже стало народным.


Вот тут мы переходим к Ростову-папе… Нет, начнём всё же с Одессы-мамы. Неудивительно, что на мотив «Эль чокло» было создано много перепевок. В мире наиболее популярен знаменитый «Kiss of fire» («Поцелуй огня») Луи Армстронга. А у нас – псевдоблатная песенка, которая известна в одесском варианте:


На Дерибасовской открылася пивная,

Там собиралася компания блатная,

Там были девочки – Маруся, Роза, Рая

И гвоздь Одессы – Стёпка-шмаровоз.


Содержание песни удивительным образом соответствует рассказу Ирэн Виллольдо об аргентинском короле сутенёров. «Шмаровоз» на жаргоне как раз и значит «сутенёр» («шмара» – девушка, женщина). Песня же повествует о драке в пивной, где посетители не поделили «девочек» во время исполнения танго. 

Судя по реалиям, действие происходит до революции. С большой натяжкой можно отнести сюжет и к эпохе нэпа – середина 1920-х годов. При этом одесский колорит и особый акцент в песне про одесскую пивную настолько явные, что вроде бы нет никаких сомнений в том, где эта песня родилась. Но вот закавыка: никакого упоминания об этом «одесском танго» ни в это время, ни в 30-е и 40-е годы, ни в начале 50-х не сохранилось! Даже полунамёка. 

Этот факт, может, никого бы и не напряг, если бы не любопытное обстоятельство. В то время как об «одесском танго» до середины 1950-х нет ни слова, существует много упоминаний «ростовского танго», которое начиналось словами «На Богатяновском открылася пивная»! Как говорится, наш донской «Эль чокло». 

Вот что сообщает в автобиографическом романе «Блатной» Михаил Дёмин, бывший вор в законе (действие в отрывке относится к 1930-м): «Богатьяновская улица. Улица это знаменитая!.. О ней сложено немало экзотических частушек и песен. «На Богатьяновской открылася пивная, где собиралася компания блатная. Где были девочки Маруся, Рита, Рая. И с ними Костя, Костя-шмаровоз».

Наш земляк, поэт Михаил Танич, осуждённый в 1947 году за антисоветскую агитацию, в мемуарах «Играла музыка в саду» подтверждает то же самое: «И вот я учусь в школе-новостройке номер 30, в знаменитом Богатяновском переулке. В том самом, где согласно песне «открылася пивная, там были девочки Маруся, Роза, Рая...».

Писатель Андрей Синявский (Абрам Терц) в очерке «Отечество. Блатная песня» приводит классическое начало песни, слегка исказив название переулка: «На Багартьяновской открылася пивная...». Так же начинал её в ранних концертах и Аркадий Северный. 

«Одесская» версия появляется лишь к середине – концу 1950-х. Это явная стилизация под «старую блатную» песенку. Чувствуется рука опытного литератора. Наиболее ранний «одесский» вариант – подпольная запись, где актриса театра им. Пушкина Ольга Лебзак начинает танго словами «На Богатяновской открылася пивная», а затем следует текст с кафе Фанкони, красавицей Одессой и проч. Смесь французского с нижегородским.


На Аргентину это было непохоже,

Вдвоём с приятелем мы получили тоже,

И из пивной двоих нас выкинули разом –

С огромной шишкою и с фонарём под глазом.


Но почему же «одесская пивная» заменила ростовскую именно в 1950-е? Связано это с хрущёвской «оттепелью», или «эпохой раннего реабилитанса». Освобождаемая из лагерей интеллигенция несла в массы уголовно-арестантскую субкультуру – жаргон, песни, блатной фольклор. Щеголять блатными словечками, уголовными песнями считалось признаком хорошего тона. Об этом вспоминают многие, достаточно почитать хотя бы Юлия Даниэля. В 1956–1957-м снимаются запреты с феерически талантливых произведений писателей «одесской школы» – «Одесских рассказов» Бабеля, дилогии об Остапе Бендере Ильфа и Петрова, «Интервенции» Славина и т.д. Именно этот факт подтолкнул неведомого автора (или авторов) к созданию «одесской» стилизации. Потому-то филолог Андрей Синявский, который отбывал срок уже в 1960-е, вспоминает именно Богатяновскую улицу.


Среди широких масс распространяется версия об одесской пивной, в уголовном мире продолжают петь о ростовской. 0


Авторы стилизации нет-нет да и «прокалываются». Так, в более грубом ростовском варианте не существовало куплета:


Две полудевочки, один роскошный мальчик,

Который ездил побираться в город Нальчик,

И возвращался на машине марки Форда,

И шил костюмы элегантней, чем у лорда. 


В «одесском» варианте он появляется. И сразу понятно, что «уголовное танго» не могло быть написано ни до революции, ни в эпоху нэпа. Дело в том, что в царской России Нальчик был заштатной слободой! Он не имел звания города, никому в голову не пришла бы мысль там побираться, тем более ехать за семь вёрст киселя хлебать из богатой и сытой Одессы! Я не говорю уже о «машине марки Форда». Первый автомобиль в Нальчике появился в начале 1930-х и долго оставался единственным. Да, советское правительство пыталось сделать Нальчик курортом с 1920-х годов, но даже в 1937-м здесь насчитывалось всего 50 тысяч жителей и городок считался заштатным. А вот Одесса как раз была всесоюзным курортом! 

Но почему же именно в 1950-е появляется куплет о Нальчике? Да под впечатлением хрущёвского указа 1959 года о масштабном развитии всесоюзного курорта Нальчик. Утром в газете, вечером – в куплете…

Что касается «ростовского танго», его появление можно датировать достаточно точно: конец 1920-х – начало 1930-х. До революции и в первые послереволюционные годы Богатяновский спуск именовался ещё Богатянским. А в конце 1920-х в Стране Советов развивается сеть пивных как «культурных центров» для народа, именно это отражено и в ростовском танго. 

Но простим Одессе-маме её невинные шалости. Тем более в День танго…