с
Жителю хутора Гапкина Константиновского района Николаю Гнутову в сорок первом было пять лет. Но он хорошо помнит и появление фашистов в их хуторе Гапкине в июле сорок второго, и бои за освобождение родной земли в январе сорок третьего:
– Немцы вели себя как хозяева. Приехали летом на крытых машинах, начали купаться, смеяться. Никого не стеснялись. Разделись догола. Жителей из домов повыгоняли. Мои две сестры спрятались в подвале. Один немец, здоровый такой, краснощекий, увидев их, стал требовать принести яйца и молоко. А потом, когда понял, что продуктов нет, стал сильно бить…
В начале января сорок третьего за хутор завязались ожесточенные бои. Жители, боясь оказаться под обстрелом орудий, покинули свои дома и сидели в одной большой яме. Николай Матвеевич помнит, как наши солдаты подошли к этой яме и, увидев мирных хуторян, попросили его родителей дать им кипятка. Мать ушла в дом вместе с отцом. Затопила печь, поставила чайник. А потом спустилась в подвал, чтобы достать кусочек сала – хотела угостить освободителей.
Но тут произошло самое страшное: в дом Гнутовых угодил снаряд – притаившиеся на высотке за хутором немцы попытались взять реванш. Осколками убило и Александру Николаевну – мать Николая Матвеевича, и находящегося в доме неизвестного красноармейца; смертельно ранило отца. Он вскоре умер. Погибли в тот день еще и две сестры Николая – родная Зина и двоюродная Галя. Они из ямы выбирались. И тут их настигли пули.
– Вот и остались мы сразу впятером круглыми сиротами, – говорит Гнутов. – Три брата и две сестры. Самой старшей – семнадцать лет. Самому младшему – два годика. Много горя нам пришлось испытать.
Дети той поры взрослели рано. Зиму сорок третьего семейство Гнутовых пережило в тесной землянке сестры матери – тети Ульяны, у которой было своих двое.
– Есть было нечего. Жить в разбитой хате невозможно. По теплу дедушка сплел плетни. Мы из них сарай сложили, глиной обмазали и перешли к себе. Спали летом на полу. Коровенку завели. Ее колхоз нам дал. Она с нами тоже жила рядом. Под навесом. Молочком нас поила.
А вот сберечь сироты свою кормилицу не смогли. Зимой закончился корм. И животное сдохло от голода и холода:
– Мы эту коровенку на куски порубили, а потом мороженым мясом всю зиму питались. Растягивали понемногу, чтобы самим с голоду не помереть.
А весной суслики спасали. Их старшие дети выливали из норок, а потом тоже использовали в пищу. Животные эти были настоящим «деликатесом» для голодных ребятишек. Николай Матвеевич до мельчайших подробностей помнит и процедуру охоты на маленьких зверьков, и способы приготовления еды из них. Так это врезалось тогда в его детскую память.
– Потом старшая сестра Лена взяла оставшуюся одежду отца и поехала на Украину, – продолжает свой рассказ Николай Матвеевич. – Выменяла вещи на ведро кукурузы и два круга макухи. Так и выжили. Кабаки потом посадили. Их тоже ели. А землянку свою топили бурьяном. Собирать его – это наша с братом Мишей обязанность была.
Детство военной поры было не только голодным. Неразорвавшихся снарядов и мин по полям и по балкам было пруд пруди. А дети есть дети! И историй о том, сколько детишек погибло или инвалидами осталось, тоже хоть отбавляй. Вот и брат Николая Матвеевича Михаил трех пальцев на руке лишился в результате послевоенных мальчишеских игр.
И все-таки выжили все Гнутовы. В люди вышли, как говорят. Николай и семь классов окончил, и нескольким профессиям обучился. Работал слесарем-аккумуляторщиком и электриком, радистом и агрономом. А в последние годы возглавлял партийную организацию соседнего с Гапкиным колхоза.
Живет сегодня в родном хуторе. На жизнь свою не жалуется, но переживает за то, что не все спокойно в мире.
– Неужели уже все позабыли? И боль нашу, и горе горькое, и слезы? Не дай бог, чтобы наши внуки и правнуки увидели то, что нам довелось пережить. Нельзя, чтобы война повторилась…
Фото автора и из архива семьи Гнутовых